– Хорошо, я берусь, – сказал он. – Я берусь за эту работу.

ДВА

Это был первый день работы Квиллера в газете «Дневной прибой». В отделе публицистики его посадили за письменный стол цвета зеленого горошка и обеспечили желтым карандашом. На бледно-зелёном телефоне он заметил сделанное через трафарет официальное напоминание: «Будь вежлив и внимателен по отношению к людям».

Он испытал пишущую машинку цвета зелёного горошка, напечатав: «Большинство убийств совершается после полуночи». Затем позвонил в гараж редакции и заказал машину для поездки на Холмы Потерянного Озера.

Роскошный особняк Галопея находился в пятнадцати милях от города, и, добираясь до него, Квиллер ехал по спокойным предместьям мимо побуревших после зимы ферм с небольшими пятнами снега на промёрзлой земле.

У него было достаточно времени для того, чтобы обдумать своё интервью с Кэлом Галопеем, и ему было интересно, сработает ли опять «метод Квиллера». В былые времена он прославился особым подходом к людям, который состоял, с одной стороны, из понимания и сочувствия, а с другой – из профессионального любопытства и профессиональной же напористости. Всё это позволяло с одинаковым успехом добиваться доверия пожилых леди, юных преступников, симпатичных девушек, директоров колледжей и жуликов.

Тем не менее, перед встречей с Галопеем он чувствовал себя несколько неуверенно. Прошло немало времени с тех пор, как он брал интервью в последний раз, и художники не были его специальностью. Он подозревал, что они разговаривают на каком—то таинственном языке. С другой стороны, Галопей был руководителем рекламного агентства и мог запросто перехватить информацию, размноженную на ксероксе и подготовленную его отделом по связям с общественностью. Усы Квиллера вздрогнули.

Он привык составлять в голове первые строки интервью – Квиллер редко их использовал, но всё равно делал это полезное домашнее задание.

Сейчас по дороге на Холмы, продумывая разговор с Галопеем, он решил, что можно начать статью так: «Когда Кэл Галопей в конце рабочего дня снимает деловой костюм руководителя агентства, он забывает об ожесточенной борьбе в мире рекламы и расслабляется…»

Нет, это банально.

Он попробовал опять: «Миллионер, руководитель рекламного агентства, имеющий прекрасную жену (34 – 22 – 32) и два плавательных бассейна (согласно легенде, один наполнен шампанским), признаётся в том, что живёт двойной жизнью. За писанием детских портретов скрывается…» Нет, это отдает «желтизной».

Квиллер припомнил свое недолгое пребывание в журнале «Новости» и предпринял очередную попытку составить зачин в стиле, который оказался удачным в одной давней публикации: «В галстуке и сшитой на заказ итальянской спортивной рубашке, красивый, седой, ростом шесть футов два дюйма, царь рекламной империи проводит своё свободное время…»

Квиллер предположил, что человек такого уровня должен быть высоким, седым и производить глубокое впечатление. Возможно, его украшает зимний загар.

«В голубом галстуке, подчеркивающем его карибский загар…»

Дорога на Холмы внезапно закончилась массивными железными воротами в стене из булыжника, производившей впечатление неприступной и дорогой.

Квиллер притормозил и осмотрелся в поисках сторожа.

Почти тотчас из динамика у ворот раздался вежливый голос:

– Пожалуйста, высуньтесь из машины, загляните в отверстие в стене у ворот слева от вас и отчётливо произнесите своё имя.

Он опустил стекло в машине и сказал:

– Квиллер из газеты «Дневной прибой».

– Спасибо, – пробормотал динамик. Створки ворот раздвинулись, и корреспондент, въехав во владение Галопея, покатил по дороге, которая петляла между высокими соснами. Она привела к зимнему саду: голыши, булыжники и вечнозелёные растения, арочные мостики, перекинутые через замерзшие пруды. В этом окружении, холодном, но живописном, стоял дом, построенный, судя по всему, в минуту вдохновения. Он был современен по стилю, с мягким изгибом линии крыши и стеной из непрозрачного стекла, похожего на рисовую бумагу. Квиллер пересмотрел свое мнение насчет сшитой на заказ итальянской спортивной рубашки. Галопей, должно быть, гуляет вокруг своей стоящей миллионы пагоды в шелковом кимоно.

Около входной двери, которая, казалось, была вырезана из слоновой кости, Квиллер заметил нечто напоминающее дверной звонок и направился к нему. Однако не успел он коснуться пальцем кнопки, как окружающая её панель засветилась сине-зелёным светом и изнутри донёсся звон колокольчиков. Звон сопровождался лаем собаки, а может, даже двух или трех. Последовала резкая команда, собаки замолчали, и дверь быстро открылась.

– Доброе утро. Квиллер из газеты «Дневной прибой», – представился корреспондент кудрявому розовощекому молодому человеку в вязаной кофте и хлопчатобумажных штанах.

Не успел он спросить: «Дома ли ваш отец?» – как молодой человек дружелюбно сказал:

– Входите, сэр. Возьмите ваш пропуск. Он протянул неясный моментальный снимок чрезвычайно усатого лица, удивлённо выглядывающего из окна машины.

– Да это же я! – изумленно воскликнул Квиллер.

– Сфотографированы около ворот перед тем, как вы въехали, – сказал молодой человек с явным удовольствием.

– Похож на привидение, не так ли?

– Да. Позвольте мне взять ваше пальто. Надеюсь, вы не имеете ничего против собак. Они дружелюбные и любят посетителей. Вот эта собака – мать. Ей четыре года. Это щенки из её последнего помета. Вам нравятся голубые терьеры?

Квиллер ответил:

– Да.

– Сейчас все хотят иметь йоркширцев, но мне нравятся кэрри голубые. У них прекрасная шерсть, не так ли? Добрались без проблем? Легко нас нашли? У нас ещё есть кошка, но она сейчас беременна и всё время спит. Кажется, пошёл снег. Или мне показалось? Нет, пошёл. В этом году на лыжах так и не удалось покататься.

Квиллер, который гордился своим умением брать интервью не делая записей, мгновенно осмотрел дом: из белого мрамора, с бассейном для рыбок и тропическим деревом высотой около четырнадцати футов. Стеклянная крыша на высоте двух этажей. Гостиная, пол в которой устлан чем-то похожим на шкуру енота. Камин в блестящей чёрной стене, возможно из оникса. Он также заметил, что на рукаве у парня дыра и он носит тёплые вязаные носки. Поток болтовни не иссякал:

– Вы не хотите посидеть в гостиной, мистер Квиллер? Или, быть может, хотите пройти прямо в студию? В студии даже удобнее, если вы не возражаете против запаха. У некоторых людей аллергия на скипидар. Вам кока—колу или что-нибудь другое? Аллергия – забавная штука. У меня аллергия на хитин. Это мне прямо нож острый, потому что я обожаю омаров.

Квиллер всё ждал случая спросить: «Дома ли ваш отец?» Вдруг молодой человек сказал:

– Секретарь доложил мне, что вы хотите собрать материал о моих картинах. Пойдёмте в студию. Вы хотите задать мне вопросы или предпочтете, чтобы я сам рассказал о себе?

Квиллер моргнул.

– Честно говоря, я предполагал, что вы постарше.

– Я необыкновенный парень, – сказал Галопей без улыбки, – Мне ещё не было двадцати одного года, когда я сделал свой первый миллион. Сейчас мне двадцать девять. У меня, кажется, талант делать деньги. Вы верите в талант? В действительности всё это туманно. Вот моя фотография, когда я женился. В моей жене есть что-то восточное, не правда ли? Её сейчас нет дома. По утрам у неё урок живописи, но вы увидите её после ленча. Мы проектировали дом, следуя её замечаниям. Не хотите ли кофе? Я позвоню экономке, если вы не против. Надо признать, я выгляжу по-мальчишески и всегда буду выглядеть так. В студии у меня есть бар, может, выпьете чего-нибудь покрепче?

В студии витал запах краски. Одна стеклянная стена выходила на белое замерзшее озеро. Галопей щелкнул выключателем, и дымчатая штора развернулась от потолка до пола, затеняя комнату от яркого света. Потом коснулся другой кнопки, и дверца бара плавно отъехала в сторону, открывая взору такое изобилие ликеров, которое не снилось и бару пресс-клуба.